От протестных настроений в протестных организаций

Мониторинг протестов

Недавно крайней мере две важные организации сообщили о высоком уровне протестных настроений среди украинских граждан.  По данным опроса Центра Разумкова , проведенного в ноябре прошлого года, доля граждан готовых выходить на улицу с протестом в случае значительного ухудшения условий жизни достигла 50%, а  по данным опроса Фонда «Демократические инициативы»  проведенного в сотрудничестве с социологической службой того же Центра Разумкова, но уже в конце декабря, 42% граждан считали, что нужно активно протестовать против ухудшения условий жизни и 35% были готовы лично участвовать в акциях протеста, если будут нарушены их права и интересы. 35% — это много. Это, например, вдвое больше, чем доля граждан Украины, которые, по оценкам, участвовали в протестных акциях во время Оранжевой революции, и подхватили падкие на сенсации журналисты. СМИ всегда с удовольствием сообщают о протестные настроения, но далеко не всегда подчеркивают, что это лишь декларативная готовность выходить на улицы. Как она соотносится с реальным количеством и численностью протестов в Украине, насколько мне известно, до сих пор никто систематически не проанализировал. Граждане могут годами возмущаться и ругать власть на кухне в кругу семьи и друзей, призвать перестрелять всех депутатов, но никогда и не выйти на улицы.

Собственно, почему так происходит? В 1970-х годах среди американских исследователей протестов и общественных движений прошла важная дискуссия на касательное вопрос. Как доказывала господствующая в то время теория, взрывы протестов и революций напрямую зависят от степени недовольства людей — то ли от абсолютных нищеты, то ли от разрыва между не такой уж плохой реальностью, которая, однако, не соответствует намного выше ожиданиям. С этой точки зрения, когда люди не протестуют (а якобы должны были бы), то, очевидно, они все еще готовы терпеть угнетение, эксплуатацию, нарушения прав и общественные неурядицы, но в какой-то момент, когда недовольство достигнет критической точки, они обязательно выйдут на улицы.

Парадоксально, но эта теория была и характерный елитистський, часто пренебрежительный к массам и народных протестов привкус. Ведь недовольство и протест может быть легитимным, а может быть и нелегитимным в зависимости от социальной позиции и политических взглядов наблюдателя. Если мы симпатизируем мотивам недовольство, то протест нам представляется оправданным, давно назревшим поступком против общественной или личной несправедливости. Если же мотивы недовольства нам не понятны, вызывают недоумение, а то и сразу, то на попытки протеста мы, скорее всего, смотреть как на иррациональный выплеск индивидуальных проблем, вызванный то ли эмоциями, то ли комплексами, то ли ошибочно идеологией , то ли даже психическими отклонениями. Будет казаться, что личные проблемы лучше решить другим путем, а не протестной мобилизации. Если упростить, то примерно именно так солидные профессора с либерально-консервативными взглядами и отреагировали на студенческие и другие движения новых левых в шестидесятых годах. Популярны, но ложные объяснения о «конфликте поколений», «сытый бунт», о хиппи, поиграли в революцию в юности, повзрослели и сделали успешную карьеру — происходят именно из соображений о накоплении недовольства.

Альтернативное объяснение, почему люди протестуют или воздерживаются от протеста выдвинули молодые исследователи. Многие из них сами участвовали в прогрессивных движениях шестидесятых и анализировать свой активизм как опыт то ли психопатов, то ли идеологических фанатиков было для них, очевидно, абсурдным. Вместо возведения протеста функцию недовольство или объективных проблем, они отметили важность ресурсов и объективных возможностей для протеста. Не так важно, насколько люди недовольны, как ли протест оправданной рациональной альтернативой другим формам поведения в конкретной расстановки сил и распределения ресурсов.

На самом деле мы едва не всегда и в любом обществе можем найти группы людей, которые будут чем-то очень недовольны, однако, мы не наблюдаем постоянно высокого уровня протестной активности. Более того, мы знаем совсем немного случаев массового неповиновения и протеста именно там, где степень нищеты приближался к грани выживания, например, во времена голода или в нацистских лагерях, где якобы единственной альтернативой верной смерти было массовое восстание в надежде, что хотя бы кто-то сможет вырваться на волю, ведь терять было нечего.

Ожидания и потребности имеют тенденцию расти. Если нет работы, будете недовольны безработицей. Если работа есть, то низкой зарплатой. Если зарплата более-менее удовлетворяет, то можно потребовать короткого рабочего дня и комфортных условий труда и т.д. и т.п. Работодатель может представлять эти растущие требования как нелегитимные или проявление опасной социалистической идеологии, но для работника это лишь его рациональный классовый интерес. А протест в таком случае — рациональный способ защитить свой интерес, политика другими средствами для людей, которые не имеют прямого доступа к владельцам и чиновников и других рычагов влияния на них. Но протест, как коллективный, так и индивидуальный — это лишь один из возможных способов справиться проблеме и защитить свой интерес.Типичными другими формами реакции на неудовлетворительную ситуацию могут быть приспособления — лояльность к тем, кто выше, чтобы самому выбиться вверх — или «бегство», как это назвал известный экономист Альберт Гиршман: если не удовлетворяет нынешняя работа, то почему бы не попытать счастья на другом предприятии, в другой сфере деятельности, в другой стране и т.д. Вместо того, чтобы коллективным протестом попробовать бороться за общий интерес, от проблемы можно попробовать просто убежать. Именно так реагировали большинство украинских в 90-е годы. Именно тогда, когда следовало ожидать взрыва протестов через высокие ожидания после получения независимости и резкое падение уровня жизни, люди преимущественно приспосабливались, «крутились», выживали из дачных участков или мигрировали и именно так, а не коллективной действием, продолжают отвечать на проблемы и сейчас .

Какие ресурсы важны для того, чтобы протест стал рациональной, оправданной реакцией на проблему?Отнюдь не только и не столько банальные деньги и печально известная «биомасса». Важно наличие времени — именно поэтому молодые люди чаще приобщаются к социально-политического активизма: они «биографически доступны», имеют гибкий график, еще не начали работать полный рабочий день, еще не имеют детей и еще не имеют слишком стариков, нуждающихся в опеке. Очень важным является культурный ресурс — навыки критического мышления, чтобы поставить под сомнение выгодно чиновникам оправдание несправедливости, понимания структурных причин социальных проблем, не сводятся к недостаткам и интересов конкретных личностей, знания успешных примеров социальной борьбы, умение агитировать, организовывать людей, знание юридических норм . Имеет значение моральный ресурс, например, авторитет и символический статус лидеров протеста. Возможно, наиболее важными и наименее доступными в условиях атомизированного украинского общества социально-организационные ресурсы — тесные сети солидарности, через которые происходит мобилизация, сильная идентичность, которая объединяет группу людей и задает общее представление, кто такие «мы» и в чем заключаются наши коллективные интересы, и крепкие организации, способные для эффективной координации коллективной работы и накопления других видов ресурсов. Кроме ресурсов, важные и объективные структурные возможности. Протесты будут вероятнее тогда, когда протестующие основания надеяться на успех, то есть когда власть демонстрирует признаки слабости, не готова к эффективным репрессий, среди элиты намечается раскол, у протестующих появляется влиятельный союзник.

Отсюда следует важный вывод, что зачастую наиболее униженные и угнетенные группы людей имеют меньше ресурсов и возможностей для протеста и именно поэтому их борьбу часто возглавляют представители более привилегированных слоев.

Теория мобилизация ресурсов и структурных политических возможностей победила объяснение протестов с точки зрения степени недовольство и нищеты до сих пор остается главной парадигмой в социологических исследованиях общественных движений. Это не значит, что все сводится к ресурсов и возможностей, а содержательные причины, социальные проблемы, степень недовольства, которые мотивируют протестующих, можно просто «вынести за скобки». Но нужно понимать, что связь между протестными настроениями и протестными действиями вовсе не прямолинейный и не непосредственный, но опосредованное многими даже более важными факторами, определяющими в конечном счете реальное участие или неучастие в протесте.

Что же сейчас происходит не на уровне настроений, а на уровне фактических протестных действий в Украине? Тенденции в динамике протестной активности позволяет проанализировать проект мониторинга протестов, репрессий и уступок  Центра исследования общества , что начиная с октября 2009 г., фиксирует все протестные события (независимо от тематики и численности) и реакции на них оппонентов, которые происходили на территории Украины и были уведомлены более 190 национальными, областными и активистских СМИ. Протесты прошлого года совсем не сводились к кампании против «языкового» закона или предвыборных мобилизаций политических партий. Как и в предыдущие годы, по крайней мере относительное большинство протестных событий (43%) поднимала социально-экономические вопросы. При этом абсолютное количество социально-экономических протестов даже выросла — от 1374 событий в 2011 г. до 1546 в 2012 г. Среди них наиболее часто в прошлом году поднимались вопросы незаконных застроек и приватизации городского пространства, интересов мелкого бизнеса, невыплаты зарплат, социальных выплат, окружающей среды. Большую часть занимали протесты против деградации социальной и коммунальной инфраструктуры — из-за проблем с поставками электроэнергии и воды, плохое состояние дорог, закрытие поликлиник и школ в рамках так называемой «оптимизации». Даже в январе 2013 г. количество протестных событий хоть и была меньше по сравнению с пиками «языковой» и предвыборной кампании в июле и октябре прошлого года, но только немного уступала количеству событий во время мобилизаций мелких предпринимателей осенью 2010 г. и льготников осенью 2011 г. Январская протестная активность включала не только активизацию крайне правых, о которой  сообщал ЦДС , но и социально-экономических протестов через трудовые и земельные конфликты, застройки, экологию и защиту гражданских прав.

Подавляющее большинство социально-экономических протестов, к сожалению, продолжают быть точечными, разбросанными и малочисленными. В более половины из них в прошлом году не было сообщено об участии какой-либо политической партии, общественной организации, профсоюзы, непартийной политической группы. В прошлом году мы не наблюдали массовых общенациональной социально-экономической мобилизации вроде кампаний мелких предпринимателей против нового Налогового кодекса, льготников по гарантии выплаты специальных пенсий, студентов против введения платных услуг в высших учебных заведениях или учителей за повышение зарплаты. Эта исключительные кампании стали возможными  именно в случаях сочетания тесного сети связей внутри группы, активного участия мобилизующих организаций (профсоюзов, НПО, ассоциаций чернобыльцев, афганцев, предпринимателей) и сильной групповой идентичности вполне согласно с предсказаниями теории мобилизации ресурсов. При отсутствии этих условий массовая самоорганизация граждан на защиту своих социально-экономических интересов становится очень призрачной.

В такой ситуации для левых активистов приоритетную важность получает найбазовиший прагматический органайзинг, помощь в организации граждан для коллективных действий вместо приспособления и бегства от проблем, первичное накопление социально-организационных и других ресурсов. Как писал Дьердь Лукач, политический авангард всегда должен быть впереди масс на один шаг, но только на один шаг. Там, где люди уже прибегают к коллективным действиям, хотя бы и точечных, им потребуется помощь с созданием прочных организаций и налаживанием связей с аналогичными инициативами для вывода протеста на вопросы общенациональной политики. Там, где люди уже бросают вызов политической элите, левые могут агитировать за перевод протеста в действительно антисистемные русло, подчеркивая, что корни проблем лежат не в конкретных плохих политиках, а в социально-экономической системе, которой необходимо искать радикальную альтернативу.

Причем насущность потребности в элементарном органайзингу по прагматичных вопросов ставит под сомнение позицию совмещение в одной организации профсоюза и политической инициативы на четкой идеологической платформе. На практике это приводит лишь к переносу сектантских конфликтов на уровень низовой мобилизации с деструктивными для нее последствиями, к демотивации еще не готовых к левой политики граждан, а то и к потере позиций в массовых движениях в пользу популистских крайних правых.Время, ни проведение настоящей революционной политики, ни серьезного развития левой теории такие инициативы тоже не способны предложить. Левые должны бороться и удерживать гегемонию в массовых протестных движениях, а не подменять их своими вузькоидеологичнимы сектами. Как следствие, это означает необходимость и в отдельных, откровенно политических организациях, готовых к борьбе за власть, а также в кружках и изданиях, способных развивать левую революционную теории на подлинно научной основе.

Источник

Владимир  Ищенко

кандидат социологических наук, руководитель проекта мониторинга протестов, репрессий и уступок Центра исследования общества, преподаватель кафедры социологии НаУКМА

• пикет
• публичность

Опубликовал Алексей Шестакович, 18 февраля 2013 в 11:53